|
Реальность чуда (О книгах Марины и Сергея Дяченко)
Михайло Назаренко
— ИД "Мой компьютер", Тезис,
2005.
— 256 с.
— м.Київ. — Наклад 1000 шт.
ISBN: 966-8317-64-5
Жанр:
— Літературні портрети
Анотація:
«Реальность чуда» - книга Михаила Назаренко, литературоведа, кандидата филологических наук, посвященная творчеству известных писателей-фантастов Марины и Сергея Дяченко.
Блестящая эрудиция позволяет автору анализировать их романы, повести, рассказы в контексте мировой литературы, предъявляя писательскому дуэту из Киева «гамбургский счет». Сочетание академизма и живого диалога делает книгу интересной не только специалистам, но и широкому кругу читателей - и тем, кто знаком с творчеством Дяченко, и тем, кому еще предстоит с ним познакомиться.
|
Лінк із зображенням книжки:
|
Для меня всё началось с недоверия.
Году в 1995-м я заглянул в книжную лавку писателей «Сяйво» («Сияние»). Среди глянцевой мишуры и солидных переплетов с золотыми буквами обнаружился небольшой томик в черной суперобложке с неясной картинкой. Имена авторов ничего мне не говорили, а вот название серии – «Fantasy collection» – заинтересовало весьма. Только что отгремел всем нам памятный «переводной бум», и для меня некоторое время в фантастике не существовало ничего, кроме фэнтези. Переводной фэнтези, разумеется. Само это слово я впервые услышал – вернее, прочитал, – всего за несколько лет до того; ... [ Показати весь уривок ]
в начале 1990-х, как и все, набросился на знаменитую «желтую» серию издательства «Северо-Запад», остался в целом крайне разочарован и пришел к выводу, что лучше Толкина всё равно не напишешь.
Конечно, не один Толкин стоял у меня на «фэнтезийной» полке. Был Ричард Адамс в великолепном украинском переводе, были Ле Гуин, Уайт, Стюарт, Бигл и... И всё. О том, что кроме Стругацких, Булычева, Крапивина в отечественной фантастике есть кто-то еще, я по неопытности своей не подозревал. Роман «Меч и Радуга» американки Мэделайн Симонс был прочитан с большим удовольствием – но кто же мог знать, что переводчик Елена Хаецкая, донельзя русифицировавшая средневековую Англию, – это и есть настоящий автор?..
Итак, филолог-первокурсник, любящий фантастику, но имеющий о ней весьма смутные представления, разглядывает обложку новой книги.
Марина и Сергей Дяченко. И у нас, оказывается, научились писать фэнтези. Посмотрим.
И я посмотрел.
Замысловатая виньетка обрамляла известное изречение:
«Царство волшебной сказки поистине беспредельно... Это высокие небеса и бессчетные звезды, чарующая красота и вечная опасность, радость и горе острые, как клинки».
Дж.Р.Р.Толкиен.
Пробежал глазами отрывок из текста, вынесенный на суперобложку:
НАЗАД, КОЛДУН! ЕЩЕ ШАГ – И ТВОЯ СИЛА НЕ СПАСЕТ ТЕБЯ!
Стоящий в проеме поднял свой клинок – и зеркала взорвались изнутри, разлетевшись мириадами жалящих осколков...
...и вежливо отдал книгу продавцу. Очередная книга о магах, которые с кем-то там борются, меня не интересует. Да еще с эпиграфом из Толкина. На что претендуют?! На кого покусились?!
Год спустя та же судьба постигнет сборник «Ритуал». (Дракон и принцесса... Неужели влюбятся? Влюбились. Так я и думал.)
Лишь несколько лет спустя, прочитав «Ведьмин век», «Шрам», «Горелую Башню», «Пещеру», – я вернулся к тем, первым книгам. Вернее, открыл их – раньше они были только перелистаны – и понял, что ошибался. Сквозь вариации на классические темы пробивалось нечто большее: история человеческой души. Жанр диктовал свои законы, по-театральному пышный антураж не позволял свободно двигаться, но и это не помешало авторам говорить о главном. О человеческой судьбе в фантастическом, невозможном, и все же – достоверном мире.
Да, есть такое затертое выражение – «мир такого-то писателя». Или еще высокопарнее: «художественный мир...». Называть же фантастов «создателями миров» сам бог велел.
Но на самом деле это вовсе не титул.
Это – ответственность.
Здесь не место для банальных (но всё равно верных) фраз о том, что настоящий писатель всегда в ответе за тех, кого приручил, – за своих читателей. Я хочу говорить о другом: о создании собственного мира, не похожего ни на один другой. Даже не мира – слова.
Вся суть в одном-единственном завете:
То, что скажу, до времени тая,
Я это знаю лучше всех на свете –
Живых и мертвых, – знаю только я.
Сказать то слово никому другому
Я никогда бы ни за что не смог
Передоверить. Даже Льву Толстому –
Нельзя. Не скажет – пусть себе он бог.
А я лишь смертный. За свое в ответе,
Я об одном при жизни хлопочу:
О том, что знаю лучше всех на свете,
Сказать хочу. И так, как я хочу.
(А.Твардовский)
Незыблемые авторитеты остаются: Толстой – это бог. Но значит – любое творчество должно начинаться с богоборчества. Или, вернее, с умения обходиться своими силами. «Толстой» – или, скажем, «Толкин», или «братья Стругацкие» – всего лишь псевдоним, именование того, что уже есть, уже создано, выражено, осмыслено. Конечно, все мы вышли из этой шинели, – но вопрос в том, как выйти из нее, а не донашивать обноски подобно Акакию Акакиевичу.
«– А я вот того, Петрович... шинель-то, сукно... вот видишь, везде в других местах, совсем крепкое, оно немножко запылилось, и кажется, как будто старое, а оно новое, да вот только в одном месте немного того... на спине, да еще вот на плече одном немного попротерлось, да вот на этом плече немножко – видишь, вот и все. И работы немного...
– Нет, нельзя поправить: худой гардероб!.. А шинель уж, видно, вам придется новую делать.
При слове «новую» у Акакия Акакиевича затуманило в глазах, и все, что ни было в комнате, так и пошло пред ним путаться...
– Как же новую? – сказал он...
– Да, новую, – сказал с варварским спокойствием Петрович.
– Петрович, пожалуйста, – говорил Акакий Акакиевич умоляющим голосом, не слыша и не стараясь слышать сказанных Петровичем слов и всех его эффектов, – как-нибудь поправь, чтобы хоть сколько-нибудь еще послужила.
– Да нет, это выйдет: и работу убивать и деньги попусту тратить, – сказал Петрович, и Акакий Акакиевич после таких слов вышел совершенно уничтоженный».
Спору нет, сукно крепкое, но – не годится...
Когда мы говорим о фантастике, то неизбежно отвечаем на одни и те же извечные вопросы.
Что же такое фантастика? Что доступно для нее, но не для иных форм литературы? Как она связана с тем, что мы, за неимением лучшего слова, называем Реальностью? И с тем, что довольно неудачно именуют «мейнстримом», или Большой Литературой? Почему она годами может вращаться в кругу избитых тем и приемов – а может чуть ли не в считанные дни вспомнить о своей свободной сущности, о своем вольном предназначении?!..
Об этом хотелось бы поговорить в связи с книгами Марины и Сергея Дяченко.
Потому что «вообще ответы» на такие вопросы даны (каждым для себя), однако частности бывают интереснее обобщений. Творчество одного писателя и есть такая частность в потоке литературы.
А для читателя – что такое литература, как не полка с любимыми книгами?
Сколько раз фантастам – и отечественным, и западным, – приходилось выслушивать упреки в том, что они ходят в шинели с чужого плеча, да еще и перелицованной! И нельзя ведь сказать, что упреки эти были совсем необоснованны: фантастика в массе своей, как впрочем, и любой вид искусства, живет именно чужим добром, питается чужими находками, пересказывает вновь и вновь чужие истории, ничего в них не изменяя. Отчего так? Проще. Разумеется, проще – и для писателей, и, увы, для читателей. Большинство книг подтверждает привычную картину мира, укрепляет ее, уютную и удобную. Но иногда – редко – появляется книга, которая всё опрокидывает. Которая оставляет читателей в изумлении, а кое-кого и в негодовании: не может такого быть! нельзя об этом писать! нельзя так писать!.. Мудрый Ролан Барт сказал, что книги первого типа приносят нам удовольствие; вторыми же мы наслаждаемся.
Но есть и еще одно объяснение. ХХ век приучил нас к тому, что писателя следует судить по законам, им самим над собою признанным (к чему призывал еще Пушкин). Чтобы прочитать современную книгу, – да и не только современную, джойсовскому «Улиссу» восемьдесят лет исполнилось! – нужно понимать ее язык. Нужно отказаться от привычного и попытаться на ощупь определить законы построения нового.
Стоит ли удивляться тому, что фантастика повторила путь так называемой «Большой Литературы»?
Я говорю не только о признанных шедеврах – к примеру, «Марсианских хрониках» Брэдбери, который наконец-то получил давно заслуженные медали за вклад в американскую литературу. Нет, не только шедевры, но любую сколько-нибудь приличную фантастику невозможно читать, не зная неких основополагающих правил. Если угодно – клише (потому что любой канон и любой жанр создают свои клише; не замыкаться в них – вот задача).
Многие читатели судят о фантастике, не желая понимать того, что пресловутые «звездолеты и драконы» – вовсе не самоцель изображения. И даже наличие бластеров, ансиблей и эльфов ничего не говорит о качестве книги – ни плохого, ни хорошего.
Это банальность, и это – второе правило чтения фантастики. (Первое: о книге надлежит судить, исходя из общелитературных критериев и, по возможности, беспристрастно. Что также очевидно, хотя и не всегда соблюдается.) Есть и еще одно – не правило, а, скорее, наблюдение: чем лучше фантастический роман, тем более странной будет казаться его фабула в пересказе. Как правило. Можете провести эксперимент сами – кажется, не срабатывает только для антиутопий.
Но вот в чем вопрос: если мир фантастики невозможно понять, если в него нельзя проникнуть, не зная законов, которые только в нем самом и действуют – законов, недействительных для «реального мира» – не говорит ли это об определенной ограниченности жанра? Не замыкаются ли его творцы и поклонники в условном мирке, параллельной реальности, которая работает по своим правилам, не имеющим отношения к «внешнему миру»?
На это есть, что ответить, и ответов множество. Например: не всякая фантастика опирается на «общие места», заготовленные предшественниками, – «реалистическая фантастика», как ее понимает Борис Стругацкий, вообще не выходит за пределы нашего времени-пространства. И еще: каждая история может быть рассказана одним-единственным способом (иначе это уже другая история, пусть и с тем же сюжетом). А значит, фантастика оказывается не просто формой (впрочем – когда в литературе такое бывало?), а сутью.
«Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь».
Эти слова говорит «негромко и задумчиво» безымянный Человек – сиречь автор – в прологе «Обыкновенного чуда».
«Тебе-то что, – сказал Юрий Герман Евгению Шварцу, – ты пишешь сказки, а я пишу быль...»
«Вот и выходит, – ответил Шварц сердито, – что ты пишешь сказки, а я пишу быль».
Разумеется, Шварц (Свифт, Щедрин, Горин...) прибегнул к эзопову языку вынужденно.
Разумеется, его (их) сказки проиграли бы художественно, не будь они сказками.
Вопрос о сущности фантастики, таким образом, остается, – вернее, дробится на множество вопросов, связанных между собой.
Литературоведение занимается литературой как таковой: сменой представлений о «литературности», законами и закономерностями, генерализациями и техникой. Филологии противопоказана оценочность: литературоведы говорят о том, как сделан текст и каково его место в истории, но не о том, хорош ли он.
Суть критики (что бы ни говорили по этому поводу университетские курсы) – в одном: разъяснить читателю, какую книгу следует прочесть немедленно, а какую можно и вообще не раскрывать. Всё прочее (в том числе и претензии критиков на вакансию «властителя дум») – от лукавого.
Какую книгу я пишу?
Наверное, пограничную. Мне всегда было интереснее разбираться в устройстве текста, чем перечислять его достоинства. Но при этом – разве я удержусь от того, чтобы сказать, что мне нравится, а что нет?
Остается лишь балансировать на границе двух империй – подобно Фернанделю в старом фильме «Закон есть закон».
И прежде чем начать «четыре четверти пути», позволю себе привести еще одну цитату:
«Белинский начинал каждую новую рецензию с Гомера и Шекспира, потому что ему нужно было всякий раз перестроить историю мировой литературы с учетом нового романа Жорж Занд».
Я, как и герой Стругацких, «по натуре Белинский», поэтому без теории в книге не обойтись, – но постараюсь не перекраивать историю литературы, а поместить в нее сочинения Марины и Сергея Дяченко. Задание более скромное, однако небезынтересное. (И тем более не простое, что практически отсутствует опыт предшественников: в нашем «фантастическом» литературоведении существуют монографии только о братьях Стругацких.)
Жанр фантастики (фэнтези, НФ, притчи) – и «объективный мир». Творчество писателей – и их предшественников и современников. Индивидуальность – и традиция. Условность (фантастическая, романтическая, натуралистическая) – и достоверность. Творчество – и биография. Где проходят границы?
Как возник мир Дяченко и почему он стал именно таким?
Писатель – и Жанр, Время, Страна. Существование на грани двух культур – его опасности, его преимущества.
Главное, повторю, не потерять среди обобщений то, что присуще этим писателям и только им.
Блок говорил, что главным в судьбе и творчестве писателя является пройденный им путь.
Важна незавершенность судьбы; каждая новая книга должна быть другой – и даже не важно, хуже она или лучше (все эксперименты в определенной степени – неудачи). Важно то, что Фолкнер называл «блистательным поражением» – тем самым «поражением», которое важнее патентованных удач.
Беря в руки новый роман Дяченко, я никогда не знаю, что меня ждет. Разумеется, у этих писателей есть свои любимые способы вести повествование, определенные типы героев, этическая концепция, есть (в первую очередь!) стиль, – словом, то, что объединяет их книги в единое целое.
И в то же время мир, созданный Дяченко, многолик и разнороден. Это и позволяет авторам постоянно смещать угол зрения на него, добавлять новые элементы и безжалостно уничтожать прежние, уже отработавшие своё. Перебой ритма, резкая смена антуража, цитирование «первоисточников» и построение новых мифов, постепенный, но уверенный переход от жанра к жанру, всё к большей и большей творческой свободе, которая оборачивается новыми ограничениями, а значит – следует разрушать новые стереотипы.
Находка – развитие – кульминация – кризис – поиск – находка – ...
Первый виток спирали – 1994-96. От «Привратника» до «Скрута».
Второй – 1996-98. От «Ведьминого века» до «Казни».
Третий, самый длинный, – 1998-200... От «Армагед-дома» к «Варану» и...
...И дальше?
И дальше.
Ну что ж, начнем наш путь. [ Згорнути уривок ]
|
