|
Хадж : Рассказы и повести
Володимир Єрьоменко
— Склянка Часу*Zeitglas,
2010.
— 512 с.
— м.Канів. — Наклад 1000 шт.
ISBN: 978-966-2306-11-8
ББК: 84(4УКР)6-4
Жанр:
— Проза
— Цикли різножанрових оповідань
— Вибране різних років
Анотація:
"Хадж" - седьмая книга Владимира Ерёменко.
Сюжеты повестей и рассказов, включенных в книгу, динамичны, язык прозрачный и точный, стиль предельно выразителен – всё это позволяет не замечать авторского труда, ясно видеть сцены, соучаствовать в диалогах.
Многоплановый юмор – от светлого к черному – пронизывает комедийные сюжеты и вкраплен в сюжеты трагедийные. Автор балансирует на грани классической эстетики, морали, такта, но нигде не снижается к цинизму. Балансирует между реальным и ирреальным, достигая своей цели взаимным проникновением этих категорий. Неуловимы переходы от комических сцен к драматическим – они (без роялей в кустах) естественны, как течение реки от плеса к стремнине.
"Литературный шедевр может иметь как угодно много слов. Но в нем не должно быть слов лишних.
И писать шедевр нужно кровью".
Так говорит один из героев Владимира Ерёменко. В рассказах и повестях книги "Хадж" нет лишних слов. Проза, написанная кровью.
|
Лінк із зображенням книжки:
|
ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ
После переезда в Черкассы из Харькова я недели две не различал в лицо новых соседей и, чтобы не прослыть чванным, здоровался первым, встречая кого-либо возле дома.
Как-то у двери лифта столкнулся с девочкой лет пятнадцати. Предупредительно кивнул. И она улыбнулась в ответ. Не мельком, как это делают шапочные знакомые. Её лицо просияло, как будто она не видела меня, долгожданного, лет сорок. Я поспешно оскалился пошире. Еще секунду-другую лицо девочки светилось, и я находил в её улыбке всё новые сокровища – радость нечаянной встречи, пожелание удачи, сожаление о краткости ... [ Показати весь уривок ]
свидания. И что-то еще, уже виденное Бог знает когда, почудилось мне в её улыбке. Кто-то другой улыбался мне вот так же... И даже еще чудеснее.
Дома, прикрывшись газетой от семьи, я раздумывал, как хорошо улыбаются в провинции. Невольно копался в памяти. Воспоминание бродило где-то рядом, вот-вот я рассчитывал накрыть его, как бабочку сачком, но так и не достучался. И махнул рукой, решив, что напоролся на дежавю.
Назавтра мы с женой встретили улыбчатую девочку у подъезда, и я поймал новые оттенки в её улыбке. И опять потревожила мысль, что это уже было, было. И в улыбке из другой жизни – точно помню – брезжила еще и печаль. Да, в ней, в той улыбке, определенно жили и радость, и печаль.
– Что с тобою, дорогой? – спросила жена. – Чего ты так оскалился? Она тебе в дочки годится; а то и во внучки. Сбрось лет сорок.
_
И я сбросил.
Сорок лет назад так улыбались мне.
Харьков. Десятый класс. Сентябрьское утро. Я отправился в школу не привычной дорогой, а мимо кафе на Каразинской.
Она шла навстречу. Кажется, была младше меня; но выше ростом. В короткой юбочке, слишком короткой даже для мини, модных тогда; наверное, за лето выросла из детских одежд. Сгоревшие под солнцем скулы – кожа, которая не загорает. Белое лицо – в смоляном шлеме волос, подвитых над узкими плечами. Глаза – чернее ночи.
На следующее утро я двинулся в школу тою же доро¬гой. И опять встретил её.
И после ходил только так. Случалось, встречал. Заглядывал ей в глаза. Мечтал заговорить с нею. От стеснения терял дыхание – ведь она могла посмеяться надо мною, скажи я хоть слово.
Спустя неделю я уже знал точно, когда она ходит своей дорогой, и старательно попадался ей на глаза каждый день.
Однажды решился – едва заметно склонил голову. И она кивнула; ослепительно улыбнулась. Мне никто и никогда раньше так не улыбался; ничего подобного я не видел даже в кино. Да, радость встречи, пожелание удачи, сожаление о краткости свидания, – все вместилось в её улыбке.
В школу я пришел с песней на сердце. Назавтра, встретившись с нею, остановился, кивнул увереннее. Остановилась и она, ослепляя своей невиданной улыбкой. Мне удалось что-то произнести. Она же молчала, и я лихорадочно соображал, как сказать, что она – чудо, и её улыбка – чудо. Со страху сказал что-то и ужаснулся. Но она не посмеялась надо мною. Сжигала черным огнем глаз, обнимала улыбкой. Но не поддержала разговор. Должно быть, смутилась больше меня.
Всё дольше длились наши встречи; она вдохновляла меня улыбкой, и я осмелел, и даже преподнес ей рискованное стихотворение Тютчева "Люблю глаза твои, мой друг...", где в конце упоминалось словечко "желание", о чем еще недавно я не смел и подумать. Она не останавливала меня, и я плел уже без тормозов.
Дальше моих монологов дело, однако, не продвигалось. Прекрасная бледнолицая выслушивала меня, мороча волшебной улыбкой, и уходила. Я совершенно обалдел. Прибыв на очередное свидание, признался, что не могу без нее жить. Она опять отмолчалась, и я взбеленился и сурово потребовал немедленного ответа; хотя и не знал, что буду с ним делать, с ответом. И вот тогда в её улыбке мелькнуло что-то но¬вое, да, именно тогда у нее на глазах выступили слезы. От обиды, как видно.
Но я так и не получил ответа. И мне пришло в голову, что она попросту потешается надо мною.
Несколько дней я, униженный и оскорбленный, обходил Каразинскую стороной. Хватило меня ненадолго, и однажды в урочный час я опять пришел на свидание.
Но не встретил мою знакомую незнакомку.
Ходил и ходил тою же дорогой. И в урочные часы, и в другие. Но удачи не было.
Больше я не видел ее никогда.
_
Спустя неделю мы с женой опять встретили пятнадцатилетнюю соседку возле дома. Раскланялись и разошлись.
– Спору нет, – вздохнула жена. – Улыбка у нее хороша.
– Потрясающая, мамочка! Весь мир в ней! Все языки!
– Ну-ну, успокойся. У неё один язык. Так она улыбается всем.
– Всем?!.. Неужели всем?
– Ну, не всем. Знакомым. Она – глухонемая. [ Згорнути уривок ]
|
