"Склянка Часу*Zeitglas", №70 : літературно-мистецький журнал
Олександр Апальков, Сергій Лазо, Геннадій Анатолійович Молчанов
(Переклад:
Апальков Олександр, Хомутина Хельга)
— Склянка Часу*Zeitglas,
2014.
— 164 с.
— (Серія: літературно-мистецький журнал).
— м.Канів. — Наклад 1000 шт.
Можливість автографа.
Жанр:
— Проза
— Часописи
— Культурологія
Анотація:
У червневому номері 70 журнал „Склянка Часу*Zeitglas” публікує оповідання Олександра ВОЛКОВА , Михайла НИЩОВЦОВА , Олександра ЦАРИКА, Павла ГАЙВОРОНСЬКОГО та Вікторії ОЧЕРЕТЯНОЇ .
Розділ Альтернативна проза представлений оповіданнями Сергія ЛАЗО , Олександра БОКЛАГА , Марії ХИМИЧ (СИВОХА) , Володимира КОМІСАРУКА, трилер Геннадія МОЛЧАНОВА.
У рубриці Вітчізняний роман розпочато публікацію нового роману Олександра АПАЛЬКОВА та завершено публікацію роману Вдада НАСЛУНГИ.
ПОЕЗІЯ представлена творами Світлани АНТОНИШИН, Сергія ЛЕВЧЕНКА, Катерини ЛИЗОГУБ, Олега АНДРІШКА, Віри ОЛЕШ, Едуарда ПОПОВА та новітніх молодих українських авторів.
У рубриці Сучасна поема побачив світ твір Олени ЗАСЛАВСЬКОЇ, „ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ ВОЙНЫ”.
Розділ Критики та есеїстики друкує нарис Олени МОРОЗОВОЇ. Письменниця Маргарита ШЕВЕРНОГА дає критичний огляд роману Анатолія КРИМА «УКРАИНСКАЯ КАБ(Б)АЛА».
Журнал ілюстрованоі Елеонорою АНТОНЧИК, та Олексієм МАРТИРОСОВИМ.
Лінк із зображенням книжки:
|
"...– Вот задумал я написать о берлинской стене, – почесав затылок, сказал Раницкий, – сообщил в редакции. Они мне: две недели сроку. Я согласился. Сел писать. А как, – он протянул ко мне руку, – как написать о стене, не написав о кайзере Вильгельме, об Адольфе Гитлере, Хонекере, Горбачеве, о Германии, о лошадях, собаках и так далее. Получается, – он развел руки, – книга.
– А ты пиши просто, – отозвался я, – тяп-ляп и готово. Бабки в портмоне, зафельетонь и баста.
– Сдурел? Они же меня больше не напечатают.
– А так, книгой тиснут?
– И книгой нет.
– Ну…
– Баранки гну. Пошел я писать. – Он ... [ Показати весь уривок ]
поднял вверх палец. – Взлет и падения Германии начну с падения Третьего Рейха. Вся эффективность, – треснул он кулаком по столу, – даже нынешней немецкой промышленности, создавалась в нацистские времена. И, заметь, – он выкатил глазища, – Ценой здоровья и самой жизни военнопленных и ост-арбайтеров.
Он покрутил пальцем у виска:
– Перекликается как-то: Я – просто Раницкий, репортёр и монст германской литературной подёнщины Райх–Раницкий Марсель. Вот уж Марсель покрутит носом. А не подурачиться ли над стариком. Забалабесить эдак 1000 страниц с примечаниями и списком использованной литературы. Хотя боюсь.
– Чего?
– Мы евреи, быстро сдаем, хотя начинаем сильно. Тут надо веру в себя иметь. Почти религиозную. А Марсель таки сумел не поддаться соблазну «переработать» свою жизнь в роман. Вот так! Излагает всё, что в голову взбредёт из памяти, как череду забавных историй, почти религиозных.
– Ты помнишь, – сказал я, – ленинское: «Религия – опиум для народа».
– Ну.
– Так вот, Шкловский описывал, как в двадцатых годах проводили опрос. Спросили караульного солдата:
– Что такое опиум?
– Знаю, – отвечает красноармеец, – это лекарство.
– Ты это к чему?
– Просто так. Что бы ты, шутя, вырвал текст из автоматизма привычного дня.
– Послушай, – пустил Раницкий глаза под лоб, – мне всегда ты кажешься старше своих лет. Это от занудной начитанности. Или в тебе жизнь делает зазубрины? Ты столько помнишь старья. Брось, пойди прогуляйся. Собор погляди.
– Мне византийский купол плавный, колючей готики родней.
– Это еще откуда?
– Софья Парнок.
– А, эта, лесбиянка? И надо же, такой хлам!
– Но, ты же помнишь о ней, знаешь?
– Мне положено. Мы с ней – одной крови.
Ещё о немцах
– Что бы иметь полнее представление о правде, – сузил Раницкий глаза, – нужно знать ещё и о её метаморфозах.
– Поясни.
– Суть в том, – поднял он палец, – что прав может быть другой. А немцы этого терпеть не могут. Они прячутся за аполитичностью и сдержанностью. И в этом их относительная независимость.
– Независимость от чего? – съехидничал я.
– От необходимости понимания чужой индивидуальности. У немцев особенно развито два лика: для общего и личного пользования.
– Ну, это свойственно всем.
– Тут, – он ткнул за окно, – ты можешь различить сразу человека. Туп он или нет.
– Как же?
– Прислушайся к его речи. Мышление взаимосвязано с языковой артикуляцией.
– И у нас – тоже.
– Да, ну тебя!
–Я старался, – захихикал я, – по меньшей мере, понять чужую индивидуальность.
– Не доставай!
Ещё о войне
– А скажи, – потянулся я за бокалом, – вот твоё, личное мнение: освободили наши деды Германию или нет, – я икнул, – в том сорок пятом?
– Немцы развязали террор. Это факт. Война на уничтожение и Освенцим – их рук дело. – Заговорил Раницкий, уставясь в потолок, – Да, и вообще, альтернативой освобождения от Гитлера была бы победа Гитлера. И тут двух мнений быть не может, если честно. Третий Рейх – это галерея злых духов, пляска мертвецов и шабаш ведьм. И его осеняло не грозовое высокое небо Рихарда Вагнера, а бетонный потолок немецкого бункера.
– Лихо.
– Тупо, – ухмыльнулся он деланно, – вся история наша – непрекращающаяся резня, где временами бывает мир – гора развалин.
– А как же искусство?
– Бессильно противостоять злу..."
Александр Апальков "МАША И НАТАША" (отрывок из романа) стр.152-154 [ Згорнути уривок ]
|