О книге Владимира Еременко, „Созвездие близнецов“.

21.03.2012

Разнообразие жанров, в которых проявлял и проявляет себя этот писатель, поразительно. Тут и повести, очерки, рассказы, пьесы, путевые заметки, фельетоны. Да и сама жизнь Владимира Еременко – материал для увлекательного романа. Кроме этого, его, как Уильяма Тэккерея, неудержимо влекло изобразительное искусство. Он классный рисовальщик. Его работами любовался Париж. Однако, страсть к рисованию была побеждена писательством. Рассматриваемая нами книга – яркий тому пример.
Тема творчества Владимира Еременко — утверждение личности. Личности каждого из нас. Утверждение чувства собственного достоинства. Пусть даже, если нет другого решения, — следуя путем последнего героя. Его герой всегда обрушивается на носителя зла — государство.
“Власть может продолжать реформы как угодно долго. Если каждый новый день реформ и предложений временно затянуть пояса есть для народа еще одним днем истязаний, то для власти — это лишь текущий день нормального сытого функционирования. Странно, народ упорно считает, что власть существует для него. На чем держится это заблуждение? Когда-то Пушкин сказал: «К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь». Еще определеннее формула Ницше: «Народ есть рабочий скот государства». Не слабее и сообщение Людовика ХIV: «Государство — это я». Казалось бы, яснее ясного. Лошади везут воз, коров доят, овец стригут и режут. И имеется хозяин, там, в теплой хате. А цепные псы стерегут хозяйское добро. Так откуда же этот синдром родства с властью? Бараний. Или лошадиный. Или собачий. Да, пожалуй, собачий — нагляднее. Ведь каждый день пес получает из рук хозяина миску баланды или даже сахарную кость и, конечно, считает, и это логично с точки зрения пса, что хозяин сотворен Создателем для него.Собачий синдром”.
Письмо Еременко правдиво. Правдивость — главное качество высокой литературы.
— Ця влада нэ народна, — сверкал зубами Фаддей. — Нэ добра, нэ ридна ця влада. Раклы та полицаи.
“Народная — не народная, родная — не родная, думал Парубок, кивая. Власть всегда антинародна. Народ и власть — вещи несовместные”.
— Когда ж они закончат свои реформы? — вопросил Серега. — Ну, село продержится хоч тыщу лет. Смыкнул со своей грядки, смыкнул с обчей. А город? Шо там смыкнуть? Болт? А жевать?
Мелочной, самодовольной и благодушной прозы Еременко не писал никогда. Для сравнения его же “Свое дело” (Темные Аллеи, №1/95), “Зона культуры” (Темные Аллеи, №4-5/96), “Без вести пропасть” (Склянка Часу № 10-11/98), “Discovery“ (Новые страницы, №1/98), “Музыка Морриконе” (Склянка Часу № 8-9/98), “Луна Аш-Гамахо” (Скифия-21), сборник рассказов “Памятник дождю”, роман “Восхождение в бездну”( Склянка Часу № 12-26). Смела и откровенна его мысль. Мысль, вскрывающая недоразумение — надежду на содружество власти и народа.
“У его народа есть истинный враг — власть. Никакое общество не способно обойтись без власти. Не одна, так другая. Если и другая откажется от мерзости властвования, непременно найдется третья, наймет корешей, тонтон-макутов, и загонит рабочий скот, куда Макар телят не гонял. Власть есть неизбежное зло.
…Упускается из виду основной момент: как только представитель народа входит во власть, он становится представителем власти. Избрав самых лучших, народ получает всего лишь власть. То есть, всегда олигархию — власть немногих. На этом демократия здесь заканчивается, не начавшись. Если демократия — власть народа — не реализует себя, ее нужно назвать другим именем. Право свободно избирать — даже ангелов — пустой звук. О посмешище всеобщего и свободного избирательного права вполне определенно сказал еще Луи-Наполеон. Без чего нет истинной демократии, так это без права народа спросить со своей власти и поставить ее на место при малейшем ее прегрешении. Но может ли рабочий скот поставить на место хозяина? В теории — да. Ведь хозяин и сам — всего лишь земная скотина, а не Хищник с Марса. Но на деле? Разве что начнется массовый мор и падеж рабочего скота. Да ведь и это регулирует хозяин к своей выгоде”.
Говорят, что, если бы сгорели все архивы о гражданской войне в Российской империи, достаточно было бы прочесть “Первую конную” И.Бабеля. В ней полной мерой отражены все ужасы правды той войны.
В произведениях Еременко — тот же эффект. Повествование о судьбе человека периода развала одной, уходящей в прошлое, несправедливой страны, и мучительного безвременья лепки другой, неведомо на что похожей новой.
Особенно ощутим этот эффект в “Созвездии...”. Еременко не полагается только на технику своего воображения и музыку связанных в абзацы фраз. Он владеет этими приемами мастерски. Но, не впадая в живопись слова, он чеканит сюжетные коллизии не суетясь. Он знает материал, о котором пишет не из книг и газет. Он жил им. Естественной, или вернее сказать, неестественной жизнью.
“Три последние колена его рода уже замордованы властью. Дед, тот самый, блондин с прозрачными глазами, не пожелал идти в колхоз. Обложили налогом, в тридцатом конфисковали хозяйство, выгнали с семейством из хаты, а потом и посадили. Отец верой и правдой защищал власть на фронте и умер нищим инвалидом. Он, Парубок, тоже законопослушно служил власти, в трудную для нее минуту остался в Чернобыле. И что же? Нажитое богатство — болячки и нищета. Теперь власть посягает на жизнь его детей. Народ достоин своих правителей. И он сам частица этого печального народа.
Яркая мерцающая звезда кольнула глаз. Парубок поднял голову, замер, как всегда, пораженный красотою звездного неба. Не случайно люди избрали небеса жилищем и престолом богов”.
Еременко не лезет в святцы классиков нынешнего дня. Еременко не разукрашивает свою супер-модель. Герой без грима. Но бледным не выглядит. Как и не является голым королем. Повесть-боевик, но в ней нет крови. Жесткий свет вспышек воображения читателя может зарегистрировать все морщины лица героя. Разум торопится отследить все перепетии душевных сомнений раздирающих героя на два домена его зодиакального созвездия.
Главные звезды: Кастор, 2-й звездной величины, и Поллукс — 1-й.
«Братья Диоскуры. Сыновья Зевса и Леды. Кастор — скотовод, укротитель коней и возница. Поллукс — кулачный боец. Кастор — работяга, должно быть; наверняка рассудительный. Поллукс — сорви-голова. Что-то у них там было с аргонавтами. И конечно, близнецы работали в паре и удачно, не то, что эти двое, которые в нем.
…Рискнуть? Пока нет тех, на «Буране». Тут что-то затевается надолго.
Парубок привстал. По такому морозу ему в этом лозняке ночь не пересидеть. Да и что высиживать? Никого не видно. Встать и идти. Если остановят, придется упасть на колени, взмолиться... Касторова тень... Нет, на колени Поллукс не станет».
Герой и кризис героизма…
Еременко на этом настаивает. Во весь голос. С внутренним достоинством. Письмом своим обращает наше внимание на свое дело. И на себя. И делает это, повторяю, мастерски.