Признаться откровенно, никогда мне не снились лавры литературного критика. Многие годы увлечённо «царапал» без оглядки на то, что кто-то заметит и оценит. У меня было широкое поле деятельности: стихи, миниатюры, рассказы, статьи. И зачем мне этот «геморрой» – критика – ума не приложу. Я ведь и так прекрасно себя чувствовал (чего мне, авантюристу, спрашивается, не хватало?), иногда находил довольно приличное понимание и некоторый вес в своём окружении. Но однажды Апальков Александр, как опытный редактор, забросил удочку, в смысле, прислал приглашение, чтоб высказал я своё мнение о журнале. Без всякой оглядки на то, что могут потом последовать «репрессии» после моих обзоров со стороны авторов, я сдуру клюнул на приглашение и «на всю лопату» выложил свои мысли как читатель. Потом последовали ещё обзоры, но никто из авторов не собирался меня останавливать. Я даже как-то в последнее время маленько заскучал. И вдруг в своём обзоре Исаева обронила: «С упоением и наслаждением читаю Александра Мошну». Товберг Александр проявил свой интерес к моим обзорам и надежду, что я буду и дальше расти.
Большое, конечно, им спасибо. Но слава меня ждала уже за поворотом. В ответ на мои критические обзоры, авторы стали понемногу пробуждаться и выражать своё недовольство. На сегодня их собралось четыре отклика в мой адрес, и я попытаюсь – не говорю оправдаться – поразмышлять вслух.
Первое, что я почерпнул от возмущённых авторов – огульное утверждение, что критик сам не способен ничего путнего создать (откуда такая уверенность?), вот, змей, и набрасывается на порядочных прозаиков и поэтов. Дескать, завидует, бездарность. Но позвольте – странные и непонятные, однако, обиды. А читатель имеет право высказать своё отношение, или он вообще никаким боком не вяжется сюда? Нынче такой широкий «разброс» гуляет в литературе и искусстве, что слова поперёк не скажи – завоевание демократии. Нынче эпатажность не то что имеет место, а воспевается. А как же – круто! И попробуй заикнись, что пошло, занудно или просто непонятно, скучно, наконец, – тебя норовят «пригвоздить», что захотелось тебе «примитива, линейности – вылизывайте их!» На безобидное замечание – такая волна истерики порой несётся, что удивляешься, отпрянув в сторону. Один автор по простоте душевной готов морду тебе «начистить», другой, образованный и важный, грозит по судам затаскать, третий, начитавшись классики, насмешливо роняет: «А судьи кто?»
Безусловно, мы не Белинские, так ведь и вы, позвольте вам заметить, не Пушкины.
Второе, что бросилось в глаза, авторы, как правило, уличают тебя, что ты не знаешь их творчества. Дескать, почему так узко мыслишь, только на эти два стихотворения и сделал наскок? А их у меня много – лень матушка заела? Но ведь такой задачи изначально не ставилось. Высказываешь своё впечатление только по материалам, которые «залетели» в журнал, а он не резиновый.
Но не будем голословными и пора переходить на конкретику.
Итак, первой ласточкой в плане отклика на мои обзоры выступил в интернете Владимир Комисарук со своим возмущением: «Скальпель – не Джекам, а хирургам». Из заголовка стало проясняться, что я, оказывается, Джек Потрошитель. Неожиданная компания. Но Комисарук, видимо, видит меня так, или в своих обзорах я оказался настолько «нефотогеничным», что на большее и не тяну. Так или иначе – такая «несокрушимая» ассоциация у человека при встрече с моей фамилией. Бывает…
С первой своей строчки Владимир радостно сообщает, что давно созрел «отрыхтовать фасад» критика, и только одно его огорчает – далеко тот проживает. И действительно, чувствуется, что Комисарук ещё в отличной физической форме, ибо без всякой разведки, сразу бросается в бой, чтоб наверняка, как минимум, запугать противника. «Щоб окремі критики, як писав Євген Євтушенко, пам’ятали: «Ничего не сходит с рук…» И чтоб не опомнился противник, ещё одной фразой пытается «приласкать»: «А також слова Аркадія Тюріна: «Учат нас ходить Ползающие, летающие, скачущие…»
И что интересно: почти у каждого автора наблюдается такая тенденция: ругает критика за какое-то неправильное, на его взгляд, отношение к автору и тут же сам не замечает, что ведёт себя подобным образом. Комисарук пишет: «Але це має таке ж відношення до літературної критики, як міліція, грім і порося.» И сам в то же время: «Ніхто ж не буде звинувачувати Тараса Шевченка в російськомовності». А что, уже были попытки? «Але мене вбиває історія однієї дискусії. Я розумію, що депутати ВР часто вирішують свої питання не тільки коректними словами, але…»
На протяжении своего наболевшего, возникают фразы, которые настолько сумбурны и не по теме, что непонятно, зачем сюда вообще слетелись. О какой такой «дискуссии» идёт речь и причём здесь ВР?
Вот ещё цитата: «Олександр Мошна повчає: «следует помнить, что поэт всегда впереди, а критик в ожидании выглядывает, когда вы что-то нацарапаете, пардон, создадите, и он следом семенит».
И что здесь обидного, что поэт всегда впереди и что-то «царапает»? А человек обиделся – «повчає». В моём окружении может кто-то легко сказать: я вчера нацарапал пару строф. Такое впечатление, что некоторые авторы втайне от окружающих давно себя воздвигли на ступеньку пьедестала и выглядывают, когда это другие заметят. Поэтому они сразу и готовы сражаться, если кто-то вслух лишь выскажется «непонятным образом» на их творчество.
В конце своего пламенного монолога Комисарук подводит жирную черту: «Можливо, загостро, але краще загостро, аби не затупо».
Читатели могут прочитать в интернете послание Комисарука и самостоятельно убедиться, насколько там «загостро» и насколько «затупо».
А теперь под занавес. Цитирую полностью свой материал, который так потряс Владимира и даю возможность читателю определить, как я «дошёл до жизни такой».
Итак: «А Владимир Комисарук в это время пытается достучаться до читателя и хочет, чтобы его услышали, несмотря на то, что он пока ещё неизвестен.
Невизнані теж сіють Слово,
Малюють, музику творять.
Яка ж це може бути мова
Щоб сіячів невизнаними звать?
Правда, Комисарук здесь же высказывает свои претензии и обиды к некоторым критикам и уличает их, что они, дескать, сами не способны что-то создать, а вот только знай покритиковать – хлебом не корми.
А судді хто? Хто не хворів – не зрозуміє
Того, у кого що і як болить.
Окремі критики лиш руки гріють,
Не вміючи самі творить.
Что ж, может и такое быть, но следует помнить, что поэт всегда впереди, а критик в ожидании выглядывает, когда вы что-то нацарапаете, пардон, создадите, и он следом семенит. Если это вас утешит». («Юбилей – всегда приятно». «С.Ч.» № 51).
Но мои слова, видимо, совсем не утешили Комисарука, они его скорее очень возмутили. И Владимир на полном серьёзе начал доказывать, что он всё-таки известен. «Тепер щодо моєї невідомості. Не моя вина, що О. Мошна не ознайомився з моєю творчістю раніше». И Комисарук сообщает, когда вышли первый и второй сборники его, их тираж. Перечисляет имена писателей, которые его знают, а мне так неизвестные…
И что здесь скажешь, ребята. Но ведь я только попытался с улыбкой обыграть стихотворение, ничего туда не закладывал «крамольного» – и такие круги пошли! Но если так чувствительно Комисарук воспринимает свою «постать», и он считает, что это от меня зависит – хочу сделать заявление: всем читателям, кто заглядывает в журнал «Склянка Часу» рекомендую, настоятельно советую считать Владимира Комисарука отныне очень известным. В чём и подписываюсь. Надеюсь, это мне зачтётся наилучшим образом.
Второй ласточкой выступил Ярослав Брусневич. В своём обзоре «Ещё раз про стихи и, к сожалению, не только про них» («С.Ч.» № 60) он всё больше «сочувствовал» мне, поэтому, не останавливаясь, двинем дальше.
Пришёл черёд поговорить с Е. Бильченко, её обращение ко мне зависло также в интернете – непременно прочтите.
После такого взрыва возмущения, негодования, ярости и потока оскорблений в мой адрес, хочу сразу принародно извиниться перед Евгенией Бильченко, потому, чтоб как-то загасить весь этот пожар, что всколыхнул даму, и чтоб читателей не опалило. Иначе разговора, я так полагаю, не получится. Непременно надо вначале «ударить по тормозам».
Но чтоб разговор вышел предметным, цитирую то, что сказал я в журнале «С. Ч». № 60 («Кареглазое счастье моё»), из-за чего, собственно, и сыр-бор разгорелся.
«Но наведаемся к Бильченко. Татьяна Скорова, оказывается, всё же согласна, что стихи Евгении не совсем, скажем мягко, удачные. «Да пошло, – подтверждает она, – да грязно, да очень вульгарно и натуралистично». И дальше на полном серьёзе начинает смешно выгораживать поэтессу: «Может, она натуралка, нудистка, язычница, нимфоманка и т.д.».
Может. И на здоровье. Но причём здесь, я вас спрашиваю, поэзия? Получается, если дама нудистка – она может «нудеть» по улице обнажённой – так, что ли? И когда вы заикнулись замечание ей сделать – Татьяна тут же и подковырнёт насмешливо: «Значит, всё-таки вас зацепило?!»
Интересная логика, если не сказать больше. Ты указываешь на «неподобство» (в данном случае на вульгарность в стихах Бильченко), а тебя подозревают, что «зацепило».
А теперь давайте вместе перечитаем текст и пристальней всмотримся в него, без нервов. Татьяна Скорова согласна, что стихи Бильченко написаны пошло, грязно, очень вульгарно и натуралистично. А дальше опять, заметьте, та же Татьяна выражается: Может, она натуралка, нудистка, язычница, нимфоманка…»
Вы же, Евгения, пишете: «Вариации словами «нимфоманка», «нудистка» и т. д. считаю для себя неприемлемыми…» Так действуйте – все обиды и претензии в адрес Скоровой. Я ведь только лишь повторил единственное слово «нудистка», и его производное «нудеть» – и это всё. И никаких «так далее». В прошлом номере «С. Ч.» стихотворение «Секс» посмел подвергнуть критике – вот и вся моя вина перед Вами. Вы, Евгения, говорите, что ненавидите порно, и что это единственное стихотворение у Вас о сексе. Ну и чудненько. Так в чём тогда вопрос? Зачем стулья ломать? Я ведь и не говорил, что у Вас вся поэзия такая. Только об одном стихотворении и заикнулся – и такой ураган. В пылу своего возмущения Вы не замечаете, что переоцениваете меня. Восклицаете возмущённо: «Вы не в состоянии уничтожить меня как поэта». Конечно, мне это не под силу, а главное – у меня и в мыслях подобного не было. Разве эти полтора слова, что я сказал в Ваш адрес, способны уничтожить Вас? Помилуйте. Это вызывает улыбку, а то, что Вы так с упоением и наотмашь сечёте меня – сочувствие. Вы, Евгения, уж извините, приплели мне, что я сказал о лени молодого поколения. Но ведь я спорил исключительно со Скоровой, а не с поколением. Татьяна пишет: «Мы – Поколение «Межсезонья». Мы помним и Пионерию (взяли от неё всё, между прочим, самое хорошее) и развал Союза, и Помаранчевую революцию, и Всемирный финансовый кризис. И Вы думаете, эти катастрофы не отразились на наших судьбах, не оставили след в наших мозгах?! Которые и так были набекрень…»
И как здесь промолчать было, когда Скорова до смешного делает скоропалительные выводы? Я и хотел лишь сфокусировать внимание и «насладиться» таким оборотом мыслей, а не подвергать поколение критике в данный момент. «Отчего же у Вас мозги-то набекрень, Танюша? Вы что – десять лет разведчицей «пыхтели» за бугром? Или «парились» на нарах? Согласен, что нынче бестолковщины много, беспредел наглеет по стране, «мажоры» наслаждаются безнаказанностью. Так это завсегда так. У каждого поколения своё «меню». Вы думаете, в гражданскую, в годы войны, послевоенные, три голодовки – сплошь одни прогулки в ритме вальса? Ваши страдания по поводу «Помаранчевой революции», Всемирного финансового Кризиса – так это «семечки» по сравнению с тем, что пережили наши предки. И с чего Вы вдруг взяли, что это были катастрофы? Таких «катастроф» у нас немеряно промелькнуло, и за ухом не успевали почесаться. Вы что, родная, во время «Помаранчевой революции» рыли окопы, котлованы, и как это, интересно, отразилось на Вашей судьбе? Вы что – поседели, грыжей обзавелись, или Вас лишили гражданства Украины? Откуда такая трагедия в речах?»
Вы, Евгения, утверждаете, что я говорил о лени молодого поколения? Хотя случаются отдельные индивидуумы, но Вы-то – «впереди планеты всей». И равных Вам, я это крепко усвоил, – нет. Но будь Вы и трижды Академиком, ведь и я имею право высказать свою точку зрения, даже если не являюсь доктором культурологи. А то у меня сложилось именно такое впечатление. И потом, есть такое выражение: «Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав». Вы считаете, что я Вас опозорил на всю Украину, но ведь зачастую человек сам себя здорово позорит своими неприглядными поступками и несдержанностью. Вы пишете, что известные поэты смеются над моими нападками – так и правильно делают, и Вы, Женечка, смейтесь. Не заводите себя так, здоровье дороже. Берите с меня пример. Вот Вы в своём письме так «трепетно» приложились, сколько насмешек и оскорблений в мой адрес отпустили незаслуженно – а я не обижаюсь. Спросите, почему? То что Вы щедро так «наваяли» на меня – не соответствует действительности. А если так, то почему это я должен бить себя в грудь и доказывать кому-то обратное? Мне кажется, каждый нормальный человек не будет принимать на веру, когда один человек вспыльчиво характеризует другого в каком-то неприглядном свете. Он непременно самостоятельно докопается до истины, разберётся и сделает свои выводы.
Вот Вы, госпожа Бильченко, так уничтожающе, как Вам кажется, «размазали меня по стенке»: «немощные дидактические вопли и брызжущая злобой беспомощность бездарности по отношению к мастеру», «кроме разоблачения «оранжевой заразы», ваш литературный вкус, видимо, больше ни на что не способен», «своими воплями вы делаете мне отличный пиар и повышаете количество людей, приходящих на концерты» (значит, что-то полезное сделал, почему благодарности не слышу и о комиссионных не заикаетесь?), «чем больше орёте, тем сильнее меня любят», «чем больше вы меня поносите, тем очевиднее ваша убогость» и т. д.
Потом Вы так «воспламенились», высоко взлетели в своём пламенном монологе, что сравнили себя с Сократом, Булгаковым, Буниным, Ахматовой, Зощенко и даже с Сыном Божиим – Вас так же как и их травят. И это всего за полтора моих слова, сказанных в Ваш адрес. Вы, Женёк, молодца! Активность потрясающая! Вот только Вашу бы энергию, как говорится, да в мирных целях использовать.
Докладывая о своих успехах (а они, несомненно, впечатляющие!) Вы восклицали: «Вам мало? Вы сделали это?»
Но позвольте вклиниться в этот сплошной поток справедливого гнева: разговор-то, извините, не по теме, Вы действительно сумели достичь многого. Можно смело согласиться, что Вы скачете впереди на белом коне, а я никогда не осилю тех вершин. Но это абсолютно ничего не значит. Видимо, разная у нас с Вами сверхзадача.
В своём монологе Вы очень активно угнетали меня своим регалиями (в который раз – здорово, молодец!), а какое это имеет отношение, позвольте полюбопытствовать, к Вашему творчеству? Это совсем из другой оперы. А вот Ваша фраза: « Я бы могла напомнить Вам, что я не шляюсь по притонам и не колю наркотики…» Поздравляю! Я ценю Ваше доверие, но куда пристроить мне эту Вашу интимную подробность? И ещё. Оказывается, стихотворение «Секс», по Вашим словам, детьми было понято. Не пугайте меня. Вы что – развращаете малолеток? Надеюсь, не «втянулись» ещё?
И подобных фраз, которые обособленно фланируют по тексту, много встречаю.
На фоне Вашей, как Вы сами «раскололись», ярости, в заключение хочу пожелать Вам, Женя, душевного равновесия, творческих взлётов и «дослужиться» до ректора. Чуть не забыл. Вы так много написали о своих успехах, что, наверное, неприлично будет мне не сказать о себе.
Так вот, в журнале «С. Ч.» в двух номерах мои миниатюры и рассказы были переведены на немецкий язык. Безусловно, Вы полагаете, что редакция «Склянки Часу» готова переводить всякий «мотлох» «беспомощной бездарности», как Вы охарактеризовали меня? В настоящее время в США мои миниатюры взялись переводить на английский и испанский языки. И никто, представьте себе, не сделал мне упрёка, что я не доктор культурологи, не кандидат педагогических наук и даже (страшно подумать!) не доцент культурологи в НПУ им. М. П. Драгоманова. Как-то, знаете, всё сошло с рук. Вот такую оплошность допустили американцы.
Вы так активно пытались затоптать меня, что вынужден Вас расстроить – я не пёс Барбос с помойки. В прошлом году в газете «Крокодил в Украине» было опубликовано около пятидесяти миниатюр, и там я получил диплом. Мне устроили бенефис и пошли публикации на страницах журнала «Крокодил +». Я член Национального союза журналистов Украины… Есть ещё достижения: и публикации, и дипломы, но меня преследует мысль, что эти «соревнования» напоминают беседу у песочницы. Слишком мелко и несерьёзно.
Женя! Как ни странно для Вас прозвучит, но у меня родилась довольно приличная мысль: дайте, пожалуйста, мне свой адрес и я вышлю Вам свои миниатюры. Вот тогда и отыграетесь на мне за милую душу. Всыпьте мне, пожалуйста, по полной программе, я Вас очень прошу! Устройте себе именины сердца. Между прочим, у Вас есть уникальная возможность принародно «высечь» меня, и теперь уже за дело, коль, по Вашим словам, я такой недоумок, отплатите мне той же монетой за то, что я имел неосторожность или нахальство вякнуть о Вашем творчестве. Правда, здесь кроется одна ничтожная подробность – если это, конечно, получится у Вас. И всё же – не упустите свой шанс! Примените свои знания на практике и «шандарахните» критикой по моим миниатюрам – слабо?
А вообще я рад нашему знакомству, пусть и заочному – встряска капитальная, да и материал родился очередной. Будьте здоровы!
А теперь заглянем на огонёк к Людмиле Исаевой («С. Ч.» № 61 «Надо ли писать просто и понятно?»). Первое, что хочу отметить, я с подозрением отношусь, когда обращаются ко мне со словами «господин» или «пан». В Украине националисты прямо млеют реверансы друг перед другом «отвешивать» – «пане». В этом обращении они единственные усматривают глубочайший патриотизм, который пришёл к нам якобы из глубины веков. А мне, нынешнему холопу, т. е. «маленькому українцю», слышится в этом слове не свобода в чистом поле, а какое-то утончённое издевательство. Судите сами: живёшь в нищете и бесправии, на баланду не каждый день удаётся заработать, и вдруг – пан я, оказывается. С какого перепугу? Но Бильченко высказала догадку, что я «дремучая плетень», поэтому исправляюсь и, чтоб сделать ответный ход, продемонстрировать понятие этикета, буду в дальнейшем величать Исаеву соответственно. Итак, высокочтимая госпожа Исаева! Частичка «шуршащего литературного муравейника» приветствует Вас и рада, что вышли Вы из подполья на связь и теперь, я так полагаю, будете почаще баловать нас своим присутствием на нашем бомонде, т. е. на страницах журнала «С. Ч.» Приятно отметить, что Вы не остались в стороне, а живо встали на защиту В. Пасенюка. Как я Вам и обещал, готов просить прощения у Вячеслава и прошу за несколько резкое высказывание со своей стороны. Но всё равно пусть будет так: я не совсем понимаю его стихи. То, что Вы, госпожа Исаева, говорите: «Пишет непонятно? Задайте вопрос автору. Ему приятно и вам интересно» – так это просто симпатичная и красивая фраза, и не более того. Каждый из нас сложился давно и переубедить другого – довольно сложный процесс, да и сама поэзия – такая ветреная дама, что, порой, самому автору трудно «обрисовать», почему к нему приходят именно такие строки.
Теперь, что до главного вопроса: надо ли писать просто и понятно? У госпожи Исаевой вызывает серьёзное сомнение, если не опасение, что нет. Поэзия, – говорит Людмила, – должна быть разной». А кто ж с этим спорит? Непременно! Но при этом желательно и понятной тоже, хотя бы на подсознательном уровне. И не надо нас загонять в угол. Может Вас это, госпожа Людмила Батьковна, и несколько огорчит, но об ассоциативном ряде, как ни странно прозвучит, приходили догадки. И с Высоцким никаких волнений. У Владимира эмоциональный всплеск врывается десятибалльным штормом в подсознание и с такой силой трагического звучания, будоража, прежде всего, душу, что если что-то там и непонятное возникает сразу, то потом оно вполне заполняется на эмоциональном уровне. Ты слышишь трагические нотки – и откликаешься. Возможно и не до конца понимая где-то смысл сказанного. Ты просто вначале сопереживаешь автору. Но для этого требуется зажечь читателя (зрителя). Тогда он будет стремиться «докопаться» до сказанного. На сегодня у меня не выходит «подобраться» к Пасенюку.
А теперь, внимание: Евгения Бильченко заподозрила меня, что я не способен выдавить из себя ни одной цитаты. Опровергаю сходу и на глазах. Василий Макарович Шукшин: «Да будь ты трижды современный и даже забегай с «вопросами» вперёд – всё равно ты должен быть интересен и понятен. Вывернись наизнанку завяжись узлом, но не кричи в пустом зале… Если же кто сказал слова добрые и правдивые, и его не услышали – значит, он не сказал их».
В заключение хочу покаяться, попросить прощения, если кого обидел, и порадовать: на этом я прекращаю свою критику в журнале «Склянка Часу» – буду осваивать новый для себя жанр. Если находятся авторы, которые так болезненно и негативно воспринимают мои обзоры, может, действительно, пора мне завязывать с этим экспериментом – как Вы полагаете, уважаемые читатели?

Размышления несостоявшегося критика.