Обращаюсь к вам, критик Александр Мошна! Любому терпению – и поэтическому, и человеческому, и гендерному – наступает предел. Я отдаю себе отчет, что журнал, где вы последовательно обливаете меня грязью на протяжении нескольких номеров, читает вся страна. Неужели Вы думаете, что такой поэт, как я, будет молчать в ответ на ваши оскорбления? Больше я не буду выбирать формулировки, потому что Вы перешли границы дозволенного, высказываясь о человеке, и нанесли мне обиду не как поэту, а как личности. Вариации словами «нимфоманка», «нудистка» и т.д. считаю для себя неприемлемыми ни в одном контексте: ни в аспекте хулы, ни в аспекте хвалы. Мне не нужны посредственные прокуроры и посредственные адвокаты, ибо такого рода нападки и такого рода защита меня дискредитирует.
Вы не в состоянии уничтожить меня как поэта. Я не отметила в Вашей вульгарной критике ни одной претензии к технике слога и качеству текста, ни одной цитаты, ни ссылок, ни филологических дискурсов коммуникации: исключительно, немощные дидактические вопли и брызжущая злобой беспомощность бездарности по отношению к мастеру. Вы, будучи не в силах писать сам, страдаете комплексом сальеризма и нападаете на талантов, сублимируя свою зависть и чувство неполноценности. Единственная ссылка – это текст «Секс», который, кстати, на концерте в Краснодоне, переписывался зрителями вручную и который даже детьми был понят как антибуржуазный вызов через любовь. Но не об этом речь. Кроме «Секса», у меня было напечатано около тысячи текстов – в сборниках, журналах, антологиях. В моем творчестве (кроме «Секса» ,который на самом деле не о сексе – метафоры надо понимать, что не читали суфийских газелей о Лейле?) вообще нет эротических стихов, я поэт гражданского направления, на что иные указывают как на недостаток. Вы бы изучили тексты, прежде, чем блевать в лицо человеку. Мои тексты звучали и звучат на фестивалях. Я собираю залы. Я бы могла напомнить Вам, что я не шляюсь по притонам и не колю наркотики, а каждый день провожу пары в университете. Что, не закончив докторантуры, я стала самым молодым доктором наук в Украине (мне 31 год), написав работу по философскому анализу литературных текстов. За моей спиной – 90 публикаций в науке и около 300 в литературе. Победы на десятках фестивалях. Четыре лицензированные специальности. Четыре сборника поэзии. Монография на 600 источников. Вам мало7 Вы сделали это? Вы даже в своем возрасте способны только на выжимание четырех страничек а ля публицистики. И этот человек мне говорит о лени молодого поколения?
Я понимаю Ваш уровень развития и для презентации своей эстетики не буду ссылаться на теорию двойного кода Умберто Эко или теории либеральной иронии Ричарда Рорти, потому что, кроме разоблачения «оранжевой заразы», ваш литературный вкус, видимо, больше ни на что не способен, тем более на постижение азов неклассической эстетики.
Относительно обвинений в «депрессии». Почему бы таким, как вы, Латунский, не начать оплевывать Маяковского, Есенина, Цветаеву, Высоцкого, Ван Гога, Сведенборга, Гельдерлина, Ницше? Они не прошли разведку, но страдали нервными расстройствами. Вы напоминаете мне горе-героя одесского анекдота о графомане, который травил молодого поэта за «декадентство». Его спросили? «А Байрон был молодым, красивым, богатым, знатным, гениальным?» Тот ответил: «да». Тогда ему сказали: «Так почему же Байрон – пессимист, а ты – старый, уродливый, бедный, жлобский, бездарный – и вдруг оптимист?» Я осознаю, что отвечаю жестко, но больше ничего не ждите от человека, которому вы навешиваете ярлыки на всю страну. Поверьте, у меня такой мелочи, как вы в каждом регионе хватает. Своими воплями вы делаете мне отличный пиар и повышаете количество людей, приходящих на концерты. Чем больше вы орете, тем сильнее меня любят.
Я человек верующий. Мне следует прощать. Я могла бы пригрозить вам судом (любая женщина за одну «нудистку» и «нудить» уже бы в суд подала). Я могла бы устроить каневско-киевское литературное противостояние и приобщить известных поэтов, смеющихся над вашими нападками и предлагающими мне свою помощь, но не хочу вредить Вашему редактору. Ничего этого я не сделаю. Я счастлива уже тем, что меня читают десятки тысяч людей, а вас – пять человек. Чем больше вы меня поносите, тем очевиднее ваша убогость. Что ж, Бог вам судья. История уже знает Синедрион, афинскую травлю Сократа, Булгакова с его героями, разоблачения Бунина или Ахматовой с Зощенко. Продолжайте в том же духе. Зло ,как и Добро, имеет своих наследников, Латунский. Но знайте, я не дам себя в обиду. Как для человека0поэта и христианина, у меня есть пример, когда в ереси и разрушении Храма обвиняли Сына Божия. Так и вы с вашими обвинениями в вульгарности и натурализме. Конечно, если вам больше нравятся сладенькие куплеты о вишнях дамского пошиба, то вперед и с песней. История любой мусор отметет. Против таких клеветников, как я, как вы я буду стоять до конца, даже если останусь одна и без поддержки.
Дай мне, Господи, мужества и силы.
Евгения Бильченко. Поэт. Доктор культурологии. Кандидат педагогичеких наук.
Доцент кафедры культурологии НПУ им. М.П. Драгоманова.
--- 11 фев 2012 ответить

Извините за опечатки, я очень волновалась. Я - честна. Я не скрываю ни своего волнения, ни своей ярости, ни своей обиды, ни того. что в одинаковой мере ненавижу ,как порно, так и ханжество. Поверьте, я буду петь и дышать ,пока есть люди, которым не безразлично мое творчество. Я люблю людей, но ненавижу социальных прихвостней. Вам меня не уничтожить. Мне есть ради кого творить. Я знаю ,что десятки тысяч людей думают, как я. Я верю в людей.

Остался год до цифры тридцать три

Всего лишь час дают на артобстрел
Владимир Высоцкий

Остался год до цифры тридцать три:
Меня уже достаточно учили.
Хочу теперь податься в хиппари –
Встречать закаты в кечуанском Чили.

Остался год до цифры тридцать три:
Меня уже обильно наградили.
А рок, как рэкет, медлит у двери,
Купаясь в облаках парадной пыли.

Остался год до цифры тридцать три:
Меня уже достаточно хотели,
Пока кровотечением зари
Артерии прокладывали в теле,

Намечивая душу изнутри.
Мочили душу, как беднягу Билли!
Остался год до цифры тридцать три:
Меня уже достаточно убили.

Но мне ли с веком заключать пари:
Поэта годы гнут, а он не выгнут.
Остался миг до цифры тридцать три,
Когда, даст Бог, распятие воздвигнут.

И поэтическому, и человеческому, и гендерному.