С иллюзиями против иллюзий.

04.07.2013

Павел Коробчук, зарекомендовавший себя одним из лидеров молодой украинской поэзии, в 28 лет почувствовал, что лета его к суровой прозе клонят, и сочинил роман. Наверное, эта фраза прозвучала иронически, мол, какие там еще лета в 28? Но тут стоит вспомнить, что приведенную фразу из шестой главы «Евгения Онегина» Пушкин написал в том же самом возрасте, который теперь кажется таким юным. Двести лет назад люди взрослели быстрее. Особенно поэты — у них было не так уж много времени.

И все же «Море для шульги» — роман невзрослого человека. Этакого задиристого юноши, который столкнувшись с разнообразными вопросами бытия, берется их решать, начиная ничтоже сумняшеся с самых главных. Как и в большинстве книг молодых украинских писателей, повествование ведется от первого лица, и хотя на сей раз герой-рассказчик (назовем его N) не равен автору, очевидно, что все рассуждения N, не имеющие непосредственного отношения к сюжету, это рассуждения самого Коробчука.

Подобных рассуждений в романе предостаточно. «Море для шульги», который сам автор предлагает считать философским триллером, вообще пестрит сентенциозностью самого разного толка, на каждой второй странице можно найти фразу, претендующую на звание афоризма. «Мемуарістика — це повільна смерть у буквальному сенсі». «Демократія — це силікон у порножурналах, які розглядують підстаркуваті мужики в туалеті». «Примушення до чогось — це заперечення потрібності чогось на користь ілюзорного вимагання самого процесу діяльності». Интересно, сколько раз вам пришлось перечитать последнее предложение, чтобы понять его смысл.

Так обстоят дела с философией. Что касается триллера, то интрига в романе, безусловно, имеется, только она какая-то невсамделишная и дрожи не вызывает. Куда заметней наличие элементов фантастики, да еще и с примесью конспирологии. По сюжету N нанимается на работу курьером — развозить состоятельным клиентам коробки с неизвестным содержимым; потом оказывается, что в них заключены вызывающие острое удовольствие галлюцинации, и все это сделано для разрушения общественных основ, причем по заказу чуть ли не Северной Кореи...

Еще можно говорить о разнообразных нюансах. О сюжетных небрежностях (рассказчик запросто сообщает об увлечениях человека, которого видит впервые в жизни). О маркировании русского как языка, если не «блатняка и попсы», то уж точно жлобов и хамов («Атайді, скот! Ти мнє тут стьокла пачкаєш, мішаєш таргавать! Уйди вон, прочь атсюда!»). О том, что поэт в Коробчуке все-таки сильней прозаика (его все время пробивает то на слишком плотную образность, то на ритмизованные строки, то на фрагменты, написанные откровенным верлибром).

В финале получается чистый Пелевин. N понимает, что реальности не существует, что все на свете — это кем-то навязанные иллюзии, и единственный способ уйти из-под власти злонамеренных чужих иллюзий можно только, создав прекрасные собственные. Что нам стоит сделать море: нарисуем, поплывем.