…Город. Стена – высокая, до самого неба, грязная, серая. Кольцо, бетонная петля, что свивается вокруг шеи, душит в тебе и человека, и зверя. Город – безымянный, страшный, отравленный дымами и гламуром, одетый в мертвый асфальт, он дает людям имена зверей, словно в насмешку над теми и другими. И люди ведут себя куда хуже тех, в чью честь названы, а животных и растений больше нет, их убили, уничтожили, и нет больше ни моря, ни неба…

Посмотри в глаза своему Городу, человек. Ибо ты кузнец своего несчастья.

Солнце встает за городом. Там, где люди живут на своей, богом данной земле, не отгораживаясь от природы (а так же друг от друга и от себя самих) никакими стенами. Люди мирно трудятся, девушки с малых лет умеют вышивать красивые узоры на домотканой одежде, на вечерницах звучат не диджейские мертворожденные франкенштейны, а древние, простые инструменты, из которых нам привычнее всего гитара. Рай земной? Отнюдь! И там кипят нешуточные страсти, воеводы скликают людей на битву, и есть там ненависть, ревность, зависть, и горечь непонимания, и не назвал бы я добрыми людьми старейшин, ведающих тайны людской природы… Но – там небо настоящее, и поет ветер над золотыми полями, и море – безбрежная, неукротимая стихия, а не плохо видимая блекло-голубая полоска на рекламной фотографии. И если ненависть – то истинная, черная, нутряная, и если любовь – то такая, о которой хочется мечтать. Как о звездах. Как о море.

Два полюса не могут существовать в одном мире. И капля извне попадает за Стену. И тогда сквозь асфальт прорастает упорная трава, и на руинах белеют полевые цветы…

Таков мир, где происходит действие романа “Городская ромашка”. Не вижу смысла пересказывать сюжет, да и вряд ли получится. Кому надо – прочитают. Кто-то наверняка найдет что-то свое, будь то городская сказка, или любовный роман, или остросюжетный приключенческий роман, или назидательный подтекст, или антиутопия… В любом случае, скучать не придется.

Если, конечно, гламур и – шире – постмодерн не отравили вас окончательно.

Странное дело, обычно я тяжело воспринимаю любовное чтиво, а также моралите и сентиментальные отступления. Тем не менее, этот текст затянул буквально с первых страниц, а когда Ромашка ушла из города, ушла в небо, точно птица, – дочитал, что называется, запоем. В этой точке меняется динамика, текст вырывается из плена Города, мир оживает, расцветает. Кроме того, героиня уже не испытывает тяжести рутины, однообразия, она все время сталкивается с чем-то новым, неизведанным, подчас горьким, но не ядовитым, как воздух внутри Стены.

Стена – способ удержать людей в пределах городов. Мерзких, но – браво, автор! – узнаваемых. Это города будущего? Нет, это города прежде всего настоящего и, поверьте, совсем немного – будущего. Банально? “Человечество слишком много потеряло от забвения банальных истин”, как метко выразился Ницше. Современная массовая культура часто рисует нам города победившего технологического будущего. Причем экологическая катастрофа, в которой существуют эти города, как правило никого не пугает и является всего лишь (о, ужас) средством эпатажа. На убожество художника, вынужденного так добиться внимания, жаль слов.

Но экология – это полбеды. Известно, что природа восстанавливается, и – горе возомнившим себя её царями. Грязна не только атмосфера городов – грязь в уголках душ добрых горожан. Нет больше дружбы. Вам смешно? Вам горько? На темных улицах преступность в порядке вещей, а “правоохранительные” органы заняты борьбой с инакомыслящими. Общественная мораль, по всей видимости, мутировала в мораль антиобщественную. Социум не может существовать по таким правилам, и потому также подвержен эрозии. Всесильные полицейские, явный признак тоталитаризма, и подтасовывающие факты теленовости, из нашей “демократической” реальности, – только чрезвычайно нестабильная социальная организация требует объединения и того, и другого. В этом свете очень странно, что родители Ромашки (так зовут главную героиню, это не прикол, в Городе модно давать детям имени никогда не виденных растений и животных) воспитали её в совершенно иных традициях. Ей дико, когда за слабого не заступаются, когда человека оставляют умирать на улице, если у него нет денег на медобслуживание, когда полиция не ловит бандитов, а устраивает облавы на не в меру любопытных граждан, которые хотят проникнуть за Стену… Как получилось, что она настолько непохожа на остальных? Система не уследила…

Кроме того, горожане не видят ни солнца, ни неба. Доказано, что если человек долгое время работает в помещении без окон, у него развиваются неврозы и даже психические расстройства. Да так оно и есть: автор пусть меня извинит, но граждан Города можно использовать как иллюстрационный материал для описания человеческих маний и фобий. Нет, правда, Фрейд тут не при чем, но почему-то добрые люди испытывают острую необходимость унижать друг друга. Комплекс неполноценности в чистом виде. Кстати, забегая вперед, Ромашка тоже им страдает, но у неё это сублимируется в самоунижение. Её поначалу жалко. Я пожалел бы и жителей городов, будь они людьми – но они недочеловеки, духовные карлики, те самые, что устроились на плечах гигантов, свесили ножки и, простите, мочатся на прохожих.

(Чем была виновата Дельфина? То-то…)

Совсем не то мы видим за пределами стен. Чем дальше уходит героиня от смрадного города, тем чище становится воздух, и ощущаешь кожей пьянящий ветер. Да, конечно, Никонов где-то был прав, когда утверждал, что нельзя быть близким к природе – но ведь попытка не пытка, верно? И когда Ромашка оказывается на хуторах, то чувствуешь помимо прочего еще и радость удачного побега из не сильно отдаленных мест. Пресловутый эскапизм? Что ж, быть может, зато хоть эльфов тут нет…

Хутора, Долина Ручьев – это такие поселения по типу родовых вотчин древних славян (мне ощутимо пахнуло “Волкодавом” Семеновой; также напомнило девятитомный проект Владимира Мегрэ). Живут ли тамошние люди в согласии с природой – вопрос отдельный (мне показалось, что да, но мало ли), да и между собой отнюдь не всегда дружны. Так чем же они лучше горожан?

Это бессмысленный вопрос.

Просто они другие. Другие настолько, что кажется невероятным, что и те, и другие принадлежат к одному виду. Да, здесь девчата тоже любят посплетничать, тоже ненавидят конкуренток по удачному замужеству, но побеждают вовсе не так, как в Городе. Есть громадная разница между гламурными подружками Дельфины и той же Людмилой. Людмила что-то умеет в этой жизни, кроме как наводить придурочный макияж и “соблюдать фигуру”, принося щедрые, но бессмысленные жертвы. По мне, есть все-таки разница между хозяйкой и прожигательницей жизни. Насмотрелся на них до отвращения…

Да, хуторяне не обрадовались, узнав в Ромашке внучку женщины, что некогда ушла в Город за любимым. Но, заметьте, никто и пальцем не тронул. А в Городе по подозрению в предательстве (Города) устроили сеанс психотерапии методикой начала прошлого века.

Да, Сивер – вредный дядька. Но мыслимо ли представить кого-то из городских за изготовлением игрушечного кораблика для ребятни? Зачем, когда можно купить?

В этом мире, мире вне стен, ценят то, что сделано своими руками. Если, конечно, руки растут откуда положено. Вкладываешь душу в вышивку на сорочке, или в резьбу на крыльце дома, или в дивную, щемящую мелодию – умножаешь красоту этого мира, как бы смешно (горько?) это не прозвучало бы для кого-то…

И в этом мире есть жестокость. Этот мир ведет беспощадную войну с Городами. По очень простой причине: деятельность Городов ведет к очередной экологической катастрофе. Переговоры не удались, и теперь хуторяне вынуждены убивать. Используя при этом возможности человека, которые считаются сейчас “паранормальными” (но могут и руками кадык сломать, они не гордые…); и остаются над схваткой мудрые наставники, чьих лиц мы почти не видим, чья воля неукоснительно выполняется на хуторах. Да, они жестокие, но именно потому, что мудрые, и не думаю, что они сильно переживают по поводу уничтоженных городов. В отличие от героев.

Тут у меня возникла непонятка. Если эти милые славяне не воевали друг с другом, откуда взялась у них отлаженная система военной организаци, воеводы и прочее? Ох, куда как непросты эти их старейшины…

Вообще, тема “суда свыше” муссируется в фантастике с Хайнлайна (эх, чуть не написал – с Библии)… В качестве судей выступают то инопланетяне, то фэнтезийные могучие боги или какие-нибудь хранители, повелители стихий и т.п., то на худой конец обычные люди, оказавшиеся в плохое время в плохом месте. Часто ставится вопрос: а судьи кто, имеет ли кто-либо право осуждать другого на гибель, дает ли сила и знание право ставить себя выше других? “Городская ромашка” возвращает нас к этой теме, но каждый герой отвечает на этот вопрос сам. И – браво, автор! – отвечает без слов.

Нет, отвечает Ромашка, идя на лыжах вслед за воинством. Нет, мы не имеем права. Это же мой город, мой родной город… Город, который не пожалеет тебя, как ты жалеешь его, – хочется сказать ей. Но разве у нас есть другой способ сохранить мир для потомков? Все, что мы можем, это не ненавидеть тех, кто за Стеной. Достаточно того, что мы ненавидим Город.

От ненависти хранит любовь. Не абстрактная величина (возлюби ближнего своего, и не спрашивай, откуда у пастора новая машина – ага, щаз!), но искреннее чувство к конкретному человеку. Только не надо фыркать, что, мол, любовный роман, а ни одной постельной сцены. Камасутра в соседнем отделе, 56.90, последний экземпляр. Нет, тут гораздо более интересна эволюция чувства: от страха пополам с благодарностью в Городе (где Мирослав еще безымянный странный чужак, рискующий собой ради незнакомки), через смятение побега и первую, не осознанную еще нежность, через боль за любимого (когда Мирославу отказывает его вроде бы невеста) и страх буть отвергнутой, ненужной, через крик и ужас войны – до нежного прикосновения пальцев на берегу бескрайнего, залитого солнцем моря. Честно говоря, вначале как-то смутно верилось, что из Мирослава и Ромашки получиться пара. Он как-то слишком по-отечески к ней относился… Что тут сказать, приятно, когда у влюбленных все получается.

Иным бы “писательницам” поучиться…

Но если спросить, какая же тема в романе главная, то позвольте заявить: тема экологии. Экологии не столько материальной, сколько (смейтесь же!) духовной. Ладно, не духовной, но моральной, нравственной… В конце концов, психологической. Готов согласиться, ужасы Города иногда показаны грубовато, топорно в нехорошем смысле. Но делает ли это испытания героев в Городе менее страшными? Отнюдь. Ромашка в одной из первых глав ловит себя на мысли, что Город – это тюрьма, а я сказал бы, что Город – это скорее психбольница.

Причем из всех диагнозов ужасает более всего не патологическая жестокость (её хватает и в нашем мире), не комплекс неполноценности, не корыстолюбие, не интеллектуальное убожество, а безразличие – самый распространенный и сильный по своим последствиям. Апатия. Тут заботятся в лучшем случае о родных, а то, что происходит за порогом дома, уже мало кого интересует. Да и сами люди о себе не заботятся, если подумать. Иначе вместо того, чтобы бояться вечером выйти из дому, организовали бы квартальную вахту (это когда соседи дежурят на своей улице, и если видят хулиганов, отбивают им почки). Прежде чем доносить на посторонних, попытались хотя бы выяснить, в чем виноват бедолага. Вместо того, чтобы смотреть дебильные телешоу, ходили бы в музей (и не говорите, мол, что одно другому не мешает – мешает очень даже). Вместо того, чтобы фотографироваться на фоне отельных бассейнов, стремились бы запечатлеть настоящее море и горы. Наконец, просто не допустили бы нерационального отношения к природе.

Тот, кто гадит себе (и другим) в душу, будет смело гадить и в лесу на пикнике. И это начало.

Начало, сами пониматете, конца.

Ромашка, главная героиня, странным образом сопротивляется окружающему идиотизму. Воспитание плюс наверняка гены той самой легендарной бабушки, жившей на том самом легендарном хуторе, обнаруживают в Ромашке удивительную способность к эмпатии, даже шире: она ощущает мир вокруг себя, как собственно себя, чувствует мир, со-чувствует ему. Чужая боль – это и её боль. Она рисует, чтобы сохранить те крохи прекрасного, что есть вокруг. Она слишком отличается не только от сверстников из Города, но и от нашей молодежи.

И тут автор ловит нас хитрый крючок. Герой не-такой-как-все. Ни в Городе, ни на хуторах. Кроме того, герой вызывает жалость. Это уже становится общим местом в определенного рода литературе. Можно было бы привести длиннющий список тех самых не-таких-как-все, но лень. Кроме того, возраст героини никак не 22, самое большее – 17, судя по диалогам и реакциям. Другое дело, что история уже написана и не терпит сослагательного наклонения.

К образу Ромашки это и все претензии. Потому как образ по мере развития сюжета меняется. Ромашка взрослеет, Город не хочет отпускать её, а хуторяне относятся настороженно. Еще бы! Как можно по человечески относиться к чужачке, тем более – городской? Но находятся и друзья: Мирослав и могучий Тур, вредный Димка из приморского города, тетушка Звана, Веселинка, Милана. А когда люди уходят в поход против Городов, Ромашка должна сделать выбор: с кем же она? С родной тетушкой Полианой и другими городскими, или с малознакомыми людьми Долины Ручьев? Ведь выбрать хутор значит предать свое прошлое. Но… когда Тур спрашивает Ромашку, отчего она плачет, сам же и отвечает – по дому, мол, соскучилась. Очень странные эмоции вызывает эта сцена: девушке больно от того, что у Мирослава есть невеста, и одновременно смешно, как можно скучать по ТАКОМУ дому… Но по настоящему я зауважал Ромашку в 16 главе. Дело в том, что она должна была обрадоваться, узнав, что Злата не дождалась Мирослава. Как же, курица встала, место пропало. Но – не получается радоваться. Наоборот, ей больно за Мирослава. В этом её героизм, а не в бегстве из Города и не в “приключениях тела в пространстве”.

Но и приключения занятные. Особенно радуют реакции Ромашки на открывающийся новый мир. Первая шокирующая встреча с морем, загаженным людьми. Развалины мертвого города, поросшие травой. Гроза. Снег. Зеленые пространства, на которых раскиданы поселки. Наконец, искреннее удивление, когда она видит цветок, что дал ей имя.

И на то, чтобы уйти вслед за войском, ослушавшись приказа, у неё есть две причины. Во-первых, она хочет еще раз прикоснуться к отмирающему прошлому. Убедиться, что знакомые не пострадали (или наверняка узнать, что пострадали, и эта тяга истины даже пугает). Помочь тем, кому можно помочь. Попрощаться с Городом. Во-вторых, она боится за Мирослава. Она хочет быть рядом с ним, чтобы ни случилось. И это тоже многого стоит.

Возможно, кому-то Ромашка покажется излишне наивной. Но так ли это плохо на фоне бесноватых стерв и затюканных дурочек (ворон на моем окне громко кричит: “Арррхетип!”), которыми изобилует современная масскультура?

А вот Мирослав как-то не понравился. Это герой-мечта, как тот же Волкодав у Семеновой. Имечко ему подходит:

“- А зовут тебя как?

– Мирослав”.

Ага, мы венны… И взгляд такой грустный-грустный… Зато хорошо прописана его ссора с отцом (и вот здесь я на стороне Мирослава, потому что никакой он не трус, иначе каждого, кто старается избежать кровопролития, можно смело так назвать). Родовую героическую традицию он не опозорил уже только тем, что прожил в Городе почти год. Это молчаливый рыцарь без страха и упрека, и все свои переживания он хранит глубоко в себе. Что, конечно, вызывает уважение, но…

Ладно, я просто бурчу из вредности.

Есть герой, за которого обидно. Одноклассник Ромашки, хулиган Рысь, музейный сторож и воришка, он, наверное, один из наиболее любопытных героев второго плана. Он не мерзавец, но Город слишком глубоко пустил в него пластиковые корни. Да, он посредничает при хищении картин, но не от хорошей жизни, а чтобы помочь близким, да и, если вдуматься, разве этому обществу нужны картины? Да, он наговорил Ромашке гадостей, но скорее от неумения делать правильные выводы, нежели из чистой злобности. Разве его не затронули открытия, сделанные им в бытность сторожем – о странной красоты портретах и пейзажах, о море, которого нет на фотографиях… Очень жаль, что мы видим его в конце злобным, затравленным, исходящим черной ненавистью. Что же, такова судьба.

Если Рысь – герой из Города, в котором сходятся свет и тьма, то Сивер – подобный герой из поселков. Он выступает за войну, за разрушение городов, за очищение мира от скверны. Судья? Нет, судить можно условно равного; но болезнетворную бактерию вы судить не будете, вы убьете её антибиотиком, не особо печалясь о её кончине. Так и здесь: Сиверу не встретилось в его городе вменяемых людей (это не значит, что их не было). Поэтому и к Ромашке у него теплых чувств совсем немного. Да и к Мирославу, но там история другая: помимо расхождения в отношении к Городам, Сивер подсознательно чувствует в Мирославе соперника как за внимание наставника, так и за влияние в общине.

Однако при всей своей внешней жесткости Сивер вовсе не склонен к жестокости. Городские Ромашка и Димка вызывают у него скепсис, но вмесет с тем и приязнь, которая его самого смущает. Он не любит Мирослава, но переживает за него, когда тот, словно неистовый берсерк, идет в самоубийственную атаку и получает знатного пенделя. Он помогает Зване и Ромашке выхаживать раненых, хотя мог бы плюнуть – а чего, злой же. В конце концов, он тратит время на безделушку-кораблик, словно желая проверить: оценит городская или нет? Да и потом, для прочих ребят, тоже постарался, а мог бы, опять же, плюнуть…

Словом, вот уж кто порадовал!

Кстати, в той сцене, где они морталкомбатились с городскими, слишком часто встречаются современные словечки типа “телепатия”, “анализ” и т.п. Автор вправе послать меня далеко-далеко, но я все же наствиваю на расширении синонимического ряда. Да, большинство современных русский фантастов знать не знают русского языка; но ведь лучше принадлежать не к большинству, а к избранным, не так ли? Просто эти слова немного выбивают из контекста.

Извините.

Вердикт: жанр антиутопии жив, вопреки увереням разных умников. Автор ставит читателя перед необходимостью выбора: Город или Долина Ручьев, Ромашка или Рысь. Заметит ли читатель в своей душе зону экологического бедствия, а если заметит, то оставит ли все как есть? Или найдет силы уйти за пределы гниющего, умирающего города? Вовсе не обязательно уходить буквально в лес, автор ставит ловушку хитрее: уход осуществляется из пространства так называемой антикультуры, некромодерна, на поиски собственной идентичности. У Ромашки нашелся проводник; но так ли везет всем нам? И еще один выбор (но не для всех читателей): уничтожить ли город, или есть надежда вытащить в живой мир близких, просто других нормальных людей? Но это уже пахнет Ницше, когда Заратустра доверительно сообщает, что хочет быть не псом-сторожем, но волком, сманивающим овец из стада.

Группа “Люмен”, талантливая подделка под оппозицию, настаивает, что и

В душной бетонной коробке

Можно быть просто счастливым,

И даже, наверное, нужно,

Иначе здесь невыносимо

Или как-то так. Что же, кому нужно, тому можно. А вот группа “Тамлин” намекает, что:

Чтобы выжить в бетонной коробке

Ты научишься выть на Луну

Ты научишься звать соседкой

Свою бывшую жизнь-жену

Ты научишься плакать матом

Не пролив ни единой слезы

Да не ждать от 30-го снега

А от первого первой грозы…

Ты научишься грязь звать теченьем

В твои уши вползет попса

Ты забудешь свое рожденье

И на подлость закроешь глаза

И тогда в этой серой клетке

Станет больше на сытую мышь

Кто спасет тебя в этой постели

Если ты всех героев проспишь?

Браво, Автор. Браво.

У меня всё.

И в Городе растут цветы.