Красный на оранжевом.

04.04.2011

После выхода «Красного Элвиса» о Сергее Жадане можно говорить не только как о лидере новой украинской литературы, но и как об одном из самых ярких молодых писателей всего постсоветского пространства.

Вопрос «что такое Украина и как с ней смириться» для россиянина всё чаще становится ребром. Иногда тем самым ребром Адама, из которого ему была сотворена спутница жизни, впоследствии неожиданно подавшая на развод. Развод состоялся и теперь, спустя годы, обиженный бывший супруг с недоверием всматривается во вроде бы родное лицо, ища в нём как чужие новые черты, так и знакомые прежние.

Новые — это социокультурные коллизии Юрия Андруховича, феминистские манифесты Оксаны Забужко, карпатский колорит Тараса Прохасько. У них «украинскость» — неотъемлемая черта, ключевое свойство. Другое дело в доску свой Жадан. Если из «Гимна демократической молодёжи» (первая часть «Красного Элвиса») убрать географические реалии, можно подумать, что действие происходит не в Харькове, а в каком-нибудь Ростове или Саратове. В этом контексте очень показателен скандал четырёхлетней давности, когда та же «Амфора» выпустила роман Жадана «Депеш Мод», скрыв, что это перевод с украинского.

Пространство «Гимна» прежде всего постсоветское. Лихие девяностые предстают в нём во всей своей гибельной красе и ослепительном уродстве. К сатире это особого отношения не имеет; прозе Жадана аплодировали бы не столько Салтыков-Щедрин и Аверченко, сколько Бабель с Довлатовым. А ещё — Гоголь. Шесть рассказов-куплетов, составляющих «Гимн», абсолютно гоголевские по духу. Поэтические пассажи здесь соседствуют с гомерически смешными диалогами, а фантастически нелепые идеи с лёгкостью воплощаются в реальность.

Герои этого времени — братья Лихуи, в имени которых сконцентрирована целая эпоха. Тут слышатся и «братки», и «лихие», и какой-то «лишай», и то самое слово, о котором вы непременно подумали. Суть этого времени — вездесущий абсурд. Его Жадан чувствует острее, чем кто бы то ни было в бывшем Союзе; тут ему соперник разве что Пелевин. Символ этого времени — гей-клуб «Бутерброды», организующий конкурс детского и юношеского творчества «Вышиваные рушнички», чтобы в бухгалтерской отчётности провести недостачу как целевой одноразовый платёж детям-сиротам. Или порнофильм, снимающийся на деньги итальянского благотворительного фонда, созданного для борьбы с проституцией.

«Биг Мак» (вторая часть книги) написан всего несколькими годами раньше «Гимна», но разница ощутима. В рассказах, посвящённых алкогольно-наркотическим трипам лирического героя по Центральной Европе, Жадан ещё не преображает реальность на свой неповторимый манер, а следует за ней, перемежая детское любопытство с недетской тошнотой. Тут он во многом наследует Венедикту Ерофееву, хотя манера автора «Москвы — Петушков» ярче всего проявляется в последней, заглавной части сборника — «Красном Элвисе».

Определить жанр этого небольшого, в 25 страниц, текста не берусь. Рассказ не рассказ, эссе не эссе. Может, поэма в прозе. А ещё, может, прокламация, песня протеста, весёлый стёб, отчаянный крик души, ехидная пародия, грозное предзнаменование. Именно так, в одном флаконе. Ничего удивительного, ведь это Жадан.