ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП.

26.04.2011

"Наша страна", "банановая", со смешным языком — по-видимому, Украина: на культурном шельфе, затопленном после рывка глобального потепления, можно видеть поросшие мидиями руины драматического театра, и непоросшую, чистую лестницу, прямой намек на Одессу. "Эта страна" — с имперскими амбициями, снобски-интеллигентским самоопределением и суперкурортом для сверхбогатых на Соловках, "северный сосед" — по-видимому, Россия. Юлька, тележурналистка из "нашей" мечтает снять бескомпромиссный документальный фильм "Глобальное потепление", в котором будут ответы на вопрос, почему мы все так живем. Дмитрий Ливанов, модный писатель и барин, "моральный авторитет" "этой" иной раз по утру и сбросит в Интернет кусок ритмизованной прозы трилогии "Глобальное потепление", и забавляется, глядя, как литературное сообщество мечется с его глумливыми импровизациями. Насыщенное повествование напоминает одновременно "Остров Крым" Василия Аксенова и "Колыбель для кошки" Воннегута, вместо «льда-девять» — капсула, затерянная на культурное шельфе, в которой запаяно нечто, теоретически позволяющее жителям обеих стран обрести, всего-навсего, счастье. Юлька и Ливанов пересекаются то в "нашей" то в "этой", но она слишком житейски-опытна — "нашей" разрешено много мужество — слишком честна и самостоятельна, а он слишком чванлив, хоть умен, слишком сноб, хоть талантлив, слишком бабник, хоть и щедр...
Во втором романе Яны Дубинянской много остроумных рассуждений о том, почему невозможно счастье — ни в "нашей", ни в "этой" (первый, "Н20", был о — ваш обозреватель клялся не употреблять в печати это слово, да что поделаешь — кризисе). Много живых наблюдений из жизни медиа, коим и глобальное потепление на руку. Есть аккуратные суждения о политике: "северный сосед", не задумываясь, осуществляет военную операцию, чтобы завладеть загадочной капсулой, но без подробностей. Ничего "за рамками", такого, что могло бы напугать, шокировать опрятного и аккуратного, современного, не слишком задвинутого читателя. "Эта страна вмещает достаточно часовых поясов, чтобы никогда не спать всем народом одновременно (аллегорические варианты мы тут не рассматриваем)..." Точно, остроумно, а на большее и задача не ставилась. Зато нет никаких эсхатологических рассуждений, экзистенциальной заброшенности посреди волн затопившего изрядную часть земной тверди океана. Легкая, как щекотка, рефлексия по поводу вообще-то пугающей исторической ситуации.
Признаки женского письма роман не портят и не украшают, они — концептуальный прием: Юлька, конечно, звезда этого текста. "Тут она сорвалась с цепи, пустившись мочить его по-взрослому. Не то, чтобы он был в чем-то виноват или это доставляло ей удовольствие. Просто никогда она не умела по-другому, даже в юности никто... не назначал ей второго свидания: первого вполне хватало, чтобы раскатать несчастного лузера тонким слоем по асфальту". Впрочем, открытый финал — Юлька с детьми в традициях соцреализма "бежит от войны" в переполненном поезде под поли¬тическую перебранку попутчиков, а Ливанов пропал без вести — существенно уступает в свежести самому роману (без финала).